— В далекий край товарищ улетает, родные ветры вслед за ним летят, — говорила следователю девушка, прижимая руки к груди, — я всего лишь жена его, поймите, я не враг!
— Да я вас и не считаю врагом, — следователь вынул из розетки остро отточенный карандаш и задумчиво постучал им по столу, — вы пока свидетель. Вот и продолжайте рассказывать все начистоту. А главное — ничего не бойтесь.
Он погасил лампу, подошел к окну и отдернул плотную зеленую штору.
За окном в синей утренней дымке таял любимый город.
— Уууу! Да уже утро, — следователь потянулся, покачал красивой головой, — однако засиделись мы с вами. Утро… Посмотрите, как оно красит алым светом стены древнего Кремля.
Девушка обернулась к нему. Лицо ее было бледным. Вокруг больших карих глаз лежали глубокие тени.
— Идите сюда, — не оборачиваясь, проговорил следователь.
Она с трудом встала и подошла к нему.
Он шагнул к ней, схватил за плечи и быстро поцеловал в губы.
Девушка заплакала, уткнувшись лицом в его новый, хорошо проглаженный китель. Он потрепал ее по голове:
— Ну не надо, не надо… Лучше скажи, что он сделал, когда самолет вошел в штопор?
— Он… он открыл кабину и… и полетел. Как птица.
— Он махал руками во время полета?
— Да… махал, смеялся и пел «широка страна моя родная».
— А потом?
— Потом его сбили зенитчики… — Девушка затряслась в рыданиях.
Следователь понимающе кивнул головой и спросил:
— Ты сама видела?
— Да, он загорелся… знаете, черный такой дым пошел из ног.
— Черный дым… наверно, увлекался жирным?
— Да, он последнее время сало любил… вот, загорелся и сразу стал падать. Быстро падать.
— А самолет?
— Самолет приземлился на Тушинском аэродроме.
— Сам?
— Сам, конечно… на то он и самолет…
— Понятно.
Следователь отстранил ее, подошел к столу и, облегченно вздохнув, распахнул красную папку:
— Ну вот, теперь все встало на свои места. Правда, я не сказал тебе главного. Твой муж при падении проломил крышу на даче товарища Косиора. Только по случайности не было жертв.
Девушка поднесла ко рту дрожащие руки.
Следователь размял папиросу, чиркнул спичкой:
— Хоть ты мне и нравишься, я думаю, придется расстрелять тебя. Во-первых, потому, что муж и жена — одна троцкистско-бухаринская банда, а во-вторых — чтобы любимый город мог спать спокойно.