Исаак Эммануилович Бабель: Гедали (1920)


В субботние кануны меня томит густая печаль воспоминаний. Когда-то в эти вечера мой дед поглаживал желтой бородой томы Ибн-Эзра. Старуха в кружевной наколке ворожила узловатыми пальцами над субботней свечой и сладко рыдала. Детское сердце раскачивалось в эти вечера, как кораблик на заколдованных волнах. О, истлевшие талмуды моего детства! О, густая печаль воспоминаний!

Я кружу по Житомиру и ищу робкой звезды. У древней синагоги, у ее желтых и равнодушных стен старые евреи продают мел, синьку, фитили, — евреи с бородами пророков, со страстными лохмотьями на впалой груди…

Вот предо мною базар и смерть базара. Убита жирная душа изобилия. Немые замки висят на лотках, и гранит мостовой чист, как лысина мертвеца. Она мигает и гаснет — робкая звезда…

Удача пришла ко мне позже, удача пришла перед самым заходом солнца. Лавка Гедали спряталась в наглухо закрытых торговых рядах. Диккенс, где была в тот вечер твоя тень? Ты увидел бы в этой лавке древностей золоченые туфли и корабельные канаты, старинный компас и чучело орла, охотничий винчестер с выгравированной датой «1810» и сломанную кастрюлю.

Старый Гедали расхаживает вокруг своих сокровищ в розовой пустоте вечера — маленький хозяин в дымчатых очках и в зеленом сюртуке до полу. Он потирает белые ручки, он щиплет сивую бороденку и, склонив голову, слушает невидимые голоса, слетевшиеся к нему.

Эта лавка — как коробочка любознательного и важного мальчика, из которого выйдет профессор ботаники. В этой лавке есть и пуговицы, и мертвая бабочка. Маленького хозяина ее зовут Гедали. Все ушли с базара, Гедали остался. Он вьется в лабиринте из глобусов, черепов и мертвых цветов, помахивает пестрой метелкой из петушиных перьев и сдувает пыль с умерших цветов.

Мы сидим на бочонках из-под пива. Гедали свертывает и разматывает узкую бороду. Его цилиндр покачивается над нами, как черная башенка. Теплый воздух течет мимо нас. Небо меняет цвета. Нежная кровь льется из опрокинутой бутылки там вверху, и меня обволакивает легкий запах тления.

— Революция — скажем ей «да», но разве субботе мы скажем «нет»? — так начинает Гедали и обвивает меня шелковыми ремнями своих дымчатых глаз. — Да, кричу я революции, да, кричу я ей, но она прячется от Гедали и высылает вперед только стрельбу…

— В закрывшиеся глаза не входит солнце, — отвечаю я старику, — но мы распорем закрывшиеся глаза…

— Поляк закрыл мне глаза, — шепчет старик чуть слышно. — Поляк — злая собака. Он берет еврея и вырывает ему бороду, — ах, пес! И вот его бьют, злую собаку. Это замечательно, это революция! И потом тот, который бил поляка, говорит мне: «Отдай на учет твой граммофон, Гедали…» — Я люблю музыку, пани, — отвечаю я революции. «Ты не знаешь, что ты любишь, Гедали, я стрелять в тебя буду, тогда ты это узнаешь, и я не могу не стрелять, потому что я — революция…»

— Она не может не стрелять, Гедали, — говорю я старику, — потому что она — революция…

— Но поляк стрелял, мой ласковый пан, потому что он — контрреволюция. Вы стреляете потому, что вы — революция. А революция — это же удовольствие. И удовольствие не любит в доме сирот. Хорошие дела делает хороший человек. Революция — это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди. Но поляки тоже злые люди. Кто же скажет Гедали, где революция и где контрреволюция? Я учил когда-то Талмуд, я люблю комментарии Раше и книги Маймонида. И еще другие понимающие люди есть в Житомире. И вот мы все, ученые люди, мы падаем на лицо и кричим на голос: горе нам, где сладкая революция?..

Старик умолк. И мы увидели первую звезду, пробивавшуюся вдоль Млечного Пути.

— Заходит суббота, — с важностью произнес Гедали, — евреям надо в синагогу… Пане товарищ, — сказал он, вставая, и цилиндр, как черная башенка, закачался на его голове, — привезите в Житомир немножко хороших людей. Ай, в нашем городе недостача, ай, недостача! Привезите добрых людей, и мы отдадим им все граммофоны. Мы не невежды. Интернационал… мы знаем, что такое Интернационал. И я хочу Интернационала добрых людей, я хочу, чтобы каждую душу взяли на учет и дали бы ей паек по первой категории. Вот, душа, кушай, пожалуйста, имей от жизни свое удовольствие. Интернационал, пане товарищ, это вы не знаете, с чем его кушают…

— Его кушают с порохом, — ответил я старику, — и приправляют лучшей кровью…

И вот она взошла на свое кресло из синей тьмы, юная суббота.

— Гедали, — говорю я, — сегодня пятница, и уже настал вечер. Где можно достать еврейский коржик, еврейский стакан чаю и немножко этого отставного бога в стакане чаю?..

— Нету, — отвечает мне Гедали, навешивая замок на свою коробочку, — нету. Есть рядом харчевня, и хорошие люди торговали в ней, но там уже не кушают, там плачут…

Он застегнул свой зеленый сюртук на три костяные пуговицы. Он обмахал себя петушиными перьями, поплескал водицы на мягкие ладони и удалился — крохотным, одиноким, мечтательным, в черном цилиндре и с большим молитвенником под мышкой.

Заходит суббота. Гедали — основатель несбыточного Интернационала — ушел в синагогу молиться.

 

Вопросы:

  1. В какой день недели происходят обе сцены рассказа (с Гедали на базаре и из детства автора)? Какое значение имеют этот и следующий день в еврейской культуре?
  2. Какие воспоминания из детства у рассказчика о канунах суббот?
  3. Язык ранних рассказов Исаакa Бабеля цветистый, перегруженный метафорами. Докажите это утверждение примерами.
  4. Зачем рассказчик кружит по Житомиру? Он находит то, что ищет? Почему (нет)?
  5. Какое впечатление создает на рассказчика лавка Гедали? И сам хозяин? Найдите в описании базара и лавки Гедали все прилагательные, образы, сравнения и метафоры, которые выражают конец, распад, смерть.
  6. Почему рассказчик при осмотре лавки Гедали вспоминает Чарльза Диккенса?
  7. Как вы понимаете высказывание Гедали: «Революция — скажем ей «да», но разве субботе мы скажем «нет»?» Какая связь между сценой из детства и революционными событиями в Житомире?
  8. Как описывает Гедали отношения евреев и поляков?
  9. Заметьте, как Гедали обращается к автору текста. Что значит это странное обращение?
  10. Гедали понимает революцию и Интернационал мифически. Воспринимает их как организм, как душу и тело минимально равноценные человеку. Найдите места, где он об этом говорит, и опишите его философию своими словами.
  11. Какие аллюзии на тему еврейской культуры и истории упоминаются в тексте?
  12. Какое предложение делает Гедали?
  13. Почему в Житомире рассказчику нельзя «достать еврейский коржик, еврейский стакан чаю» и т. д.?
  14. Автор показывает, как революционные события изменили до сих пор существующий образ жизни. Каковы были последствия революции в еврейском обществе в городе Житомир?
  15. Кто, по-вашему, рассказчик? Зачем он приехал в Житомир? Что он там делает? Каковы его представления и взгляды?
  16. В рассказе играет особую роль какая-то пустота и медленное течение времени. Можно ли такую атмосферу назвать постапокалиптической?
  17. Что символизирует эта «робкая звезда», которую рассказчик ищет и потом видит вместе с Гедали?

Задания:

  1. Если бы вы могли взять интервью у Гедали, какие вопросы вы бы ему задали?
  2. Найдите информацию о жизни евреев в России до и после Октябрьской революции.
  3. Составьте список вопросов, которые вы бы хотели спросить у человека, который является знатоком еврейской культуры? Найдите в Интернете ответы на свои вопросы.
  4. Войны и революции никогда не были борьбой хороших против плохих. Назовите, кто и что мучает старожилов во время какой-либо войны?